С видом откровенного неодобрения Джонс взял маленькую электрическую пилу и попытался вскрыть верхнюю часть черепа. У Лео была пластиковая карта донора органов, а больнице необходимы материалы для студентов. Пила с визгом вошла в черепную коробку. Дрянной материал, купленный по дешевке. Он нажал посильнее, аккуратно отрезая верхушку черепа. Бедняга Лео… Умереть как ягненок, с перерезанным горлом!

– Эй, док, а вам бы понравилось, если бы я то же самое сделал с вами? – спросил этот самый бедняга Лео.

Доктор Джонс остановился. Кто это говорит? Он шагнул к двери, держа в руках пилу, с которой капало. Никого. Он вернулся на место, но… Лео исчез.

– Ку-ку, я здесь! – раздался голос у него за спиной, и костлявый палец похлопал по плечу.

Доктор Джонс поспешно повернулся. Ему казалось, что рот у него заполнился мелом.

Лео, улыбаясь, смотрел на него, засунув два пальца в зияющую дыру в своем горле. Отпиленная часть черепа свисала ему на плечо.

– Я переработал, – пробормотал доктор Джонс, протирая глаза. – Мне необходимо отдохнуть.

– Нет проблемы, док. Что-что, а отдых вам будет обеспечен… – хохотнул Лео, склоняясь над ним.

Доктор Джонс захлопал глазами. Ясно, что никто не может встать с прозекторского стола со вскрытым черепом. Ясно, что Лео не может стоять и вгрызаться ему в горло. Ясно, что он не чувствует, как зубы Лео разрывают его плоть, а рука шарит по его груди. Ясно, что пальцы Лео, его твердые и острые когти, не вырывают его сердце. Потому что нельзя разорвать пальцами чью-то грудь. Потому что никто никогда не упивается кровью врачей. Нет, просто необходимо полежать и отдохнуть…

Он понял, что его ноги скребут пол, а тело сотрясают конвульсии. Ему не было страшно, он просто ничего не понимал. Боль в груди стала столь невыносимой, что он почувствовал, как волосы у него на голове встали дыбом. А потом он уже ничего не чувствовал. У него возникло идиотское впечатление, что Лео размахивает перед ним большим куском кровавого мяса. У него возникло идиотское впечатление, что он умирает. И он умер, так и не поняв этого.

Лео пнул труп ногой, с аппетитом поедая его сердце. Оно было упругим и трепещущим. Свеженькое. На сто процентов биологически здоровая пища. Совсем не то, что эти проклятые бифштексы из супермаркета, такие дряблые и безвкусные. Он просто пировал.

– А мне дашь кусочек? – жалобно захныкал чей-то голос у него за спиной.

Жадно сжимая свое добро, он обернулся. Ванья с фальшивой улыбкой неотрывно глядела на этот прекрасный кусок мяса. Ванья! «Ведь это из-за тебя я умер, – подумал Лео. – Надо же тебе было пойти трахаться с Джо Келлерманом!» И он поднял руку с мясом, чтобы она не смогла дотянуться.

– Хочу есть, Лео. Позалуста.

– Так слопай его хрен, это же твоя специальность!

– Злюка. Дай Ванье.

Вероятно, смерть не просветила ее мозгов. Эта дура превратилась в законченную идиотку. И как только он мог с нею трахаться. Хорошо еще, что Джоанна никогда об этом не узнает. Джоанна! Где же Джоанна? Лео вдруг захотелось укрыться в ее объятиях. Он бросил сердце, которое покатилось по кафельному полу. Ванья, истекая слюной, набросилась на мясо. Лео машинально пнул ее ногой, но она, не выпуская своей добычи, спряталась под прозекторским столом.

Джоанна. Разыскать Джоанну. Наверное, она тоже умерла. Потому что иначе Лео не мог поручиться, что удержится и не сожрет ее. Он испытывал такой голод. Лео снял с покойного доктора Джонса одежду и халат и надел на себя. Потом он водрузил на место свой черепной свод и, чтобы хорошенько его закрепить, обмотал голову найденным белым лейкопластырем. Ванья разделалась с сердцем и теперь облизывала пальцы, с вожделением поглядывая на обнаженное тело Джонса. Лео пожал плечами: пусть выпутывается сама. Если она путает потусторонний мир с бесплатными обедами для безработных, то это ее дело. Он вышел, увидев напоследок, как поскуливающая Ванья оседлала выпотрошенного доктора Джонса.

Шериф Фишер, которого подчиненные называли просто Фиш, зевнул так, что едва не вывернул челюсть. Если бы хоть на несколько минут он смог сомкнуть веки! Келлермана заперли в самой удаленной камере отделения, но и оттуда было слышно, как он, словно ребенок, плачет навзрыд. Гарри, второй помощник Фишера, обещал явиться как можно быстрее, но он был в поездке, а при этих заснеженных дорогах… Фишер боролся с желанием пойти и прикончить эту сволочь Келлермана. Раз и навсегда заставить его замолчать. Он не мог уважать мужчину, способного оплакивать самого себя. Шериф услышал, что входная дверь отворилась. Гарри, наконец-то! Он сплавит ему этого младенца и завалится поспать на часок-другой. Жена, наверное, уже приготовила теплый отвар и…

Его разглядывал со странной улыбкой какой-то тип с забинтованной головой и в белом халате, выпачканном большими красноватыми пятнами. Шериф Фишер встал, положив руку на рукоятку своего кольта. Этот человек явно кого-то напоминал.

– Ключи… от морга, – с трудом, словно его губы были из пластика, выговорил посетитель.

Шериф Фишер заморгал. Почему Лео потребовались ключи от морга? Лео! Да нет, ну что он за дурак! Лео! Лео умер. У него вырвано горло. Как у этого типа с грязной повязкой вокруг шеи, стоящего перед ним. «Успокойся, Фиш, – внушал себе шериф, – ты просто вздор несешь».

– Фишер… ключи… быстро… не вынуждай меня… делать больно.

– Послушайте, старина, вы выбрали неудачное время для своих шуточек. Мой помощник сегодня ночью был убит, и…

– Убит, но не умер… помоги мне. Найти Джоанну…

Лео все труднее становилось говорить. Слова прилипали к нёбу, мысли становились расплывчатыми и неясными. Он подумал, что становится совсем как Ванья, каким-то зомби из фильма ужасов. Он собрал все силы, чтобы сохранить в себе то, что еще оставалось в нем от человека.

Старый Фишер, весь бледный, с проблеском ужасной догадки в расширенных голубых глазах, смотрел на него. Лео протянул руку и увидел, что его пальцы покрыты толстой красной коростой: засохшей кровью доктора Джонса. Фиш проследил за его взглядом, пролепетал что-то вроде «Боже мой», отступил назад, попал ногой в корзину для бумаг и упал на спину. Он ударился головой о правый угол ружейной пирамиды, издал стон и, потеряв сознание, рухнул замертво.

Лео наклонился, открыл первый ящик письменного стола и своими окоченевшими пальцами схватил ключи от морга. Какая-то злобная сила подталкивала его убить Фиша, немедленно оторвать ему голову, пока тот не может защищаться. Но сам он этого не хотел. Все, что в нем еще оставалось от Лео, отказывалось нападать на старого Фиша. Он почувствовал, что его рука тянется к горлу шерифа, увидел свои ногти, заострившиеся как когти, почувствовал, что его огромные зубы трутся о губы, а разинутый рот полон пенистой слюны. Нет. Нет. Он не животное. Не до конца – животное. Он – Лео. Он разыщет Джоанну. Джоанна. Спутница жизни. Подруга. Шериф Фишер. Друг. Нельзя убивать друга. Нет.

Ценой неимоверных усилий он отступил назад. Но что-то в его голове было этим недовольно. Нечто темное, тяжелое, жестокое. У него было такое ощущение, словно маленькие острые лапки давили на кровеносные сосуды. Словно маленькие жвалы вгрызались в губчатую ткань его мозга.

Зажмурившись, он бросился вон из бюро, доковылял до джипа, украденного в больнице, – неужели он убил охранника? — с трудом включил зажигание и двинулся прочь.

Лори проснулся как от толчка. Его рот пересох. Он уснул, и ему снился сон. Очень плохой сон, в котором за ним гналась стая овчарок-вампиров, натравливаемых кроликами в красных бархатных ливреях. Он знал, что они догонят и сожрут его живьем, на потеху своим зрителям. Он бежал так быстро, что сердце скакало в груди, как мячик при игре в сквош. Он выпрямился на сиденье, стараясь отдышаться. Джем спал с открытым ртом, запрокинув назад бритую голову, покрытую торчащим светлым пушком. «Джем – это человек», – вздохнув, подумал Лори. А сам он – просто садовый гномик и никогда уже не вырастет.